О рыбе-акробате, акулах и других гигантах Карибского моря

Куда ни кинь взгляд — везде простиралось море, лишь справа, далеко-далеко в солнечном мареве, дрожала тонкая голубая полоска земли. Давно перевалило за полдень. Мы шли от Пуэрто в сторону Ринкон-де-Гуанабо уже целых четыре часа, но за это время так и не увидели ни одной поклевки. «Кукеадор» — деревянное чучело-приманка, имитирующее рыбку, прыгало на небольшой волне, и в такт ему слегка кивало своим мощным концом закрепленное на корме удилище. Вторая снасть, наживленная макрелью, была установлена по правому борту.

— Не может быть, чтобы мы сегодня были без рыбы, — снова начал сетовать Михаил Иванович, но на сей раз нотки его голоса прозвучали явно неуверенно. — В мой день рождения она просто обязана клюнуть. Вообще, говорят, теперь, чтобы поймать хорошую рыбу, надо заплывать бог знает куда, вблизи берегов Кубы ее стало мало. О-па… — Большой и, казалось, неповоротливый Михаил Иванович одним движением подтянул на солидное брюшко светлые шорты и подскочил к удилищу. — Давай, давай, голубчик, ну, давай ням-ням.

— Кого он там увидел? — удивился я, вглядываясь в поверхность воды. Но вблизи мелькающего в волнах «кукеадора» не было каких-либо признаков рыбы. Однако стоявший за штурвалом худощавый черноволосый юноша Хосе оживился, а его помощник Хуан, почти как брат-близнец похожий на своего командира, подскочил к Михаилу Ивановичу и пристегнул его ремнями к креслу.

И только тут я заметил метрах в десяти позади «кукеадора» плавник — темным острым треугольничком он временами выглядывал из воды. Рыба шла на расстоянии, но к искусственной приманке не приближалась. В очередной раз плавник скрылся под водой и уже долго не появлялся.

— Ушла, — сказал я с сожалением.

— Погоди ты, — отмахнулся Михаил Иванович, и в это время возле самого «кукеадора» показался длинный меч марлина.

Однако удара не последовало. На этот раз рыба скрылась окончательно. Она даже не польстилась на макрель, которая ходила на леске всего в нескольких метрах от деревянной блесны.

— Ух, вот это рыба! — сокрушался я. — Почему она не взяла?

— Не переживай, мой друг, приедем к Эрнесто, вот там наверняка рыбалка будет хорошая.

Успокоив меня, Михаил Иванович отвязался от кресла и подошел к столу, установленному прямо на палубе.

— Хуан, принеси-ка там из холодильничка, пора поостыть немного.

Хуан, быстрее молнии спустившийся в трюм, снова появился на палубе уже с бутылкой джина. Я разлил помогающий переносить жару напиток по стаканам, и мы все выпили за день рождения Михаила Ивановича. Хуан сменил Хосе возле штурвала. Капитан после глотка спиртного вдруг разговорился.

— Миша — хороший врач, — сказал Хосе, присаживаясь за стол и обнимая за плечи виновника торжества, — в прошлом году он вылечил моего младшего братишку от опасной болезни, а до этого никто из наших лекарей даже не мог поставить правильный диагноз.

— Тогда надо выпить за доктора, — сказал я.

Мы еще не успели опустошить на два пальца налитые стаканы, как услышали звук защелки и увидели, как леска правой удочки, наживленной макрелью, стала энергично уходить в воду.

— Схватила, — закричал я, выскакивая из-за стола, но тут же растянулся на палубе, поскользнувшись на кем-то оброненной шкурке банана.

Михаил Иванович с какой-то необъяснимой проворностью выскользнул из-за стола и в три прыжка добежал до удилища. Я поднялся и последовал за ним.

— Михал Иваныч, дай я попробую выудить, — стал просить я. Друг молчал. — Ну, дай, ведь для тебя это обычное дело, а мне морская рыбалка запомнится на всю жизнь.

— Ну, хорошо, — сказал он наконец, передавая мне удилище, — давай рыбе ходу, но все время держи леску в напряжении, изматывай рыбу. Экземпляр сел хороший. Устанешь, я тебя сменю.

Я сел в кресло. Михаил Иванович укоротил ремни, защелкнул их на моем животе и стал подсказывать, дыша мне прямо в ухо:

— Давай ей больше сопротивления. Так. Хуан тебе поможет, сейчас он развернет катер. Начинай подматывать.

Большая морская катушка едва крутилась, но вдруг пошла податливее, и неожиданно справа по борту, взорвав водную поверхность, выскочил из воды большущий тунец. Его веретенообразное тело, потеряв инерцию, тяжело плюхнулось на воду. Мелькнув на прощание буро-оранжевыми плавниками, он стал резко уходить на глубину. Я не успевал подматывать лесу, у которой образовалась большая слабина; после натяжения оказалось, что рыба завела ее под лодку. Михаил Иванович, размахивая руками, что-то кричал над моим ухом стоящему за рулем Хуану. Я не знал, что делать, но в это время раздался свист, леска лопнула, и по ветру стал мотаться ее обрывок.

Михаил Иванович без сил плюхнулся прямо на палубу и, хлопнув ладонью по ослепительной белизны пластику, отрешенно произнес:

— Такого тунца упустили. Килограммов на сто — не меньше.

Но он быстро взял себя в руки и уже через пять минут разливал по стаканам очередную порцию джина.

— Михаил Иванович, — оправдывался я, хотя меня никто ни в чем не винил, — она как попрет, попрет.

— Леску обрезало винтом, — вставил Хосе.

— А не переживай, мой друг, это всего лишь рыба, еще поймаем, — успокаивал меня Михаил Иванович. — Скоро будем у Эрнесто, а он рыбак что надо.

Между тем, пока мы гасили свое возбуждение джином, Хосе наладил снасть по новой, затем он подошел к нам и доложил:

— Подходим к Ринкон-де-Гуанабо. Еще будем рыбачить?

— Ладно, поворачивай в сторону твердой почвы, — распорядился Михаил Иванович и, посмотрев на меня, добавил: — Что поделаешь, приехали.

Катер направился к берегу, но, не доходя до него с полкилометра, снова пошел параллельным курсом. Со стороны берега, где начинались коралловые рифы, вода стала пятнистой и светлой. Хуан вел катер к каналу, расположенному напротив скалистого мыса.

И тут раздался звонкий щелчок. Михаил Иванович бросился к снастям. «Что это — зацеп? — пронеслось у меня в голове. — Нет. Судя по темно-зеленому цвету воды, под нами еще приличная глубина». Но в это время, развеяв все мои догадки, из воды очень высоко выпрыгнула серебристая рыба. По форме она чем-то напоминала огромнейшую сельдь. Едва упав на воду, рыба вновь взмыла свечой. И так дальше: под водой она находилась совсем немного и снова показывалась в воздухе. Прыжки ее были гигантские, и некоторые, вероятно, достигали пяти метров.

— Что это она — очумела? Прыгает как акробат, — бросил я Михаилу Ивановичу, который в это время манипулировал снастью, сводя на нет все усилия пытающейся освободиться от крючка рыбы.

— А это и есть рыба-акробат, — пояснил Михаил Иванович, уловив паузу между серией рыбьих трюков. — Тарпон, или, по-местному, серебряный король, — завидный трофей, да попробуй сладь с ним. Во, опять начинает.

И в самом деле, стремительно уходившая было от берега рыба выписывала в воздухе немыслимые пируэты и один раз умудрилась даже сделать сальто. Позже я узнал, что у тарпона имеется специальный вырост, играющий в полете роль руля.

— Когда буду подводить к катеру, будь осторожен, — предупредил Михаил Иванович, — тарпон может залететь в лодку, это очень опасно.

Хосе что-то крикнул по-испански, доктор утвердительно кивнул, и я догадался по стравливаемой леске, что было принято решение не форсировать выуживание, а дать рыбе выдохнуться на длинном отпуске. Михаилу Ивановичу и Хосе удалось навязать дополнительную леску. Борьба продолжалась уже больше часа, и рыба теперь выпрыгивала из воды все реже и реже. Наконец, она совсем угомонилась, и Михаил Иванович стал метр за метром подматывать барабан морской катушки.

Вдруг Хосе выбросил вперед руку и крикнул:

— Акула!

Но я уже и без него заметил серую тень, следующую за вяло сопротивляющимся тарпоном.

Описав дугу вокруг серебряного короля, акула внезапно напала на добычу. Хосе протянул мне бинокль. Я увидел, как мерзкая хищница вцепилась в искрящийся серебром бок рыбы и, замотав головой, вырвала клок мяса. Потом она скрылась на время из виду. Однако в следующее мгновение в объективах бинокля мелькнула огромная высунувшаяся из воды пасть, усеянная множеством острых мелких зубов, и страшные челюсти сомкнулись над головой тарпона.

Когда неуклюжую, со вздувшимся брюхом акулу Михаил Иванович уже подтягивал к борту, Хосе вдруг не выдержал и, выхватив нож, с диким кличем бросился в море. Барахтаясь в воде, он что-то исступленно кричал и наносил удары по телу хищницы. Акула не могла ему ответить, потому что из пасти у нее торчал хвост проглоченной рыбы. Наконец Хосе успокоился и поднялся по веревочной лестнице на борт. Акула была мертва.

— Отчаянный ты, — бросил я кубинцу.

— Ненавижу этих тварей, — глухо ответил Хосе.

А Хуан добавил:

— Они напоминают ему американских агрессоров, которые до сих пор держат страну в сетях блокады.

Акула нам была не нужна, да и возиться с извлечением изуродованного тарпона не хотелось. Михаил Иванович дал добро, и Хосе обрезал леску. Мы снова направились в сторону канала и вскоре вошли в него. Только теперь мы увидели, как красив был солнечный закат, уже окрасивший прибрежный пейзаж. Солнце на глазах уплывало за водный горизонт, поминутно меняя свой цвет и окрашивая округу в оранжево-желтые и багровые тона. Цвет воды, неба, земли, растительности на глазах приобретал удивительную яркость. Из-за ряда высоких гладкоствольных пальм выглядывали тростниковые крыши бунгал и отдаленно виднелись высокие дома города. Даже они, эти бело- и серокаменные изваяния, отсвечивая бронзовым цветом, были носителями тепла на этой чудесной картине. Теперь я не сомневался, что бывают чудаки, которые специально приезжают на Кубу посмотреть на закаты.

Вскоре на пирсе нас встречал доктор Эрнесто. Одетый во все белое, лицом желтый, улыбающийся широким добродушным ртом и большими ласковыми глазами, он всем своим видом обещал нам гостеприимство и хорошее времяпрепровождение на подводной охоте.