СТРОПТИВАЯ МАЛЫШКА
СТРОПТИВАЯ МАЛЫШКА
Конструкторы машиностроительного завода спроектировали новое автоматическое устройство — умную, высокопроизводительную машину. В ней предполагались и узлы-великаны и узлы-лилипуты. Все узлы, за исключением одного, успешно осваивались заводом, на котором были мастера на все руки. И только наименьший из лилипутов не получался. На первый взгляд работа была знакомая — обычная, механическая и сборочная. Но как возьмутся за доводку деталей, попытаются подогнать одну к другой в микроузле, даже виртуозы-лекальщики пасуют:
— Немыслимо — болтик в три десятых миллиметра! Миллиметровый и тот не выдержал нагрузки.
И всего-то нужно было осилить единственный микроузел, экспериментальный, чтобы с ним испытать агрегат. Дальше было бы легче. Условились передать изготовление микроузла заводу точного приборостроения, и там, на конвейере, пошло бы массовое производство этой неподдающейся сердцевинки. Но первый экземпляр, опытный, экспериментальный, как его одолеть?! Пробовали всяко, бились с упрямцем группами и в одиночку — безрезультатно.
Конструкторы приуныли.
Неужели придется возвратиться к менее удачному и к тому же дорогостоящему варианту автоматического устройства, имевшему единственное преимущество — в нем не предусматривалась строптивая малышка?
— А если уральский Левша? — сказал директор завода.
В павильоне «Промышленность РСФСР» на ВДНХ он познакомился с установкой беспроводной электромагнитной связи поверхности с шахтой. Установка понравилась, особенно приемник с динамиком Сысолятина. Александра Матвеевича представили директору как современного Левшу. Вспомнив о нем, директор предложил:
— Поезжайте, товарищи конструкторы, к уральскому Левше, авось выйдет...
И двое прикатили в город Артемовский, в мало кому известный поселок Буланаш, заручившись разрешением министерства: если Сысолятин найдет работу выполнимой, отложить ему на время плановые задания по лаборатории.
Посмотрев чертежи, Александр Матвеевич понял, до чего тверд орешек.
В тонкостенный стальной кубический сантиметр надо было поместить свыше двухсот микроскопических деталей. Если бы просто поместить, как тот «табун из шестнадцати тысяч коней» в индийскую горошину, то это не представило бы для Сысолятина особого труда. Но микроузел не конюшня, а сложный механизм. Здесь каждая деталь несет определенную функцию, немалую нагрузку. Детали различны по форме, по размерам. Одни должны взаимодействовать на расстоянии, другие — в тесном соприкосновении. Обработка внутренних деталей кубика должна быть микронной точности. «Как сделать такие детали? Какие приспособления нужны? — размышлял Александр Матвеевич, изучая чертежи. — Штуковина закручена куда гуще электронных приборов и автоматов, с которыми имел дело, — о миниатюрах и говорить нечего. Взяться?.. А если не справлюсь?..»
— Попробую, — сказал он на другой день.
— Если бы можно, за месяц, — попросил старший конструктор.
— Через неделю сообщу, получается ли у меня что-нибудь, тогда и сроки обсудим.
Месяц подходил к концу, а Сысолятин все еще не написал. Наконец на заводе получили письмо: «Прошу еще две недели». Это обнадеживало и озадачивало: «Получается или нет?»
Но он и сам еще не был уверен.
Временами казалось, что самое трудное позади. Ему удалось сделать около двухсот деталей, — все под микроскопом от двадцати- до восьмидесятикратного увеличения. Но остались самые мелкие, самые сложные детальки. Несколько дней (что он только в те дни не предпринимал!) брак одолеть не мог. Возьмет заготовку для болтика длиной четыре десятых, диаметром три десятых миллиметра, начнет резьбу делать — то приспособление не удерживает паутинку, то взвизгнет тонко, сломается. Часами бьется над одним болтиком, а когда тот с трудом получится и Александр Матвеевич схватит пинцетом, чтобы ввинтить в гнездышко, от дыхания ли или от неловкого прикосновения слетит, окаянный, на пол, никак его не найдешь — ведь мельче пылинки!
Наконец ввинчен болтик, одолены и его непослушные собратья, но это далеко не все. Нужно еще шлифовать, полировать плоскости, подогнать всех и вся с тончайшей выверкой, чтобы детальки не просто разместились в гнездышках, а работали. Бывали и прежде головоломки у Сысолятина, а таких не было.
Сверхювелирного искусства требовали инструменты для микрохирургии клетки, но если ломалось острие одного инструмента, остальные оставались годными. Здесь же, в микроузле, предельная зависимость каждой детали от всех и всех от каждой. Любая крохотка подобна кровеносному сосуду сердца: лопнет — и наступит смерть для всей двухсотголовой семьи, забравшейся в стальной сантиметровый кубик.
Александр Матвеевич работал ежедневно до часу-двух ночи. Заводские товарищи не подталкивали его, но между строк их письма Александр Матвеевич читал: производство страдает, люди нервничают, ждут не дождутся.
Через полтора месяца, после того как заводские конструкторы посетили Буланаш, Александр Матвеевич позвонил мне с вокзала. Голос его был возбужденно-радостный.
— Привез приятные вести... Сердцевинку испытали! Оценка — отличная!
Через минут сорок он был у меня и рассказывал, как встретили его микроузел на заводе, как все — от рабочих до директора — благодарили и как он сам доволен, что получилась сердцевинка.
Я слушал и думал: что же больше всего помогло Александру Матвеевичу создать уникальнейший микроузел? Вспомнил вязальные спицы — его подарок односельчанкам, самодельные приборы для школьного физического кабинета и планер над Ирбитскими Вершинами. Вспомнил пятнадцатилетнего горняка, молоденького солдата и его службу механиком воздушного корабля. Потом комсомольскую, партийную работу и опыт, приобретенный в лаборатории у таких новаторов, как Хорьков и Шаповалов. Вся жизнь — суровая, многотрудная — вырабатывала в Сысолятине целеустремленность, спокойную выдержку, волю, упорство в преодолении преград. И все же главное, мне кажется, что помогает Александру Матвеевичу новаторски решать технические проблемы производства, — это его миниатюры.
Чем сложнее они, чем больше требуют сообразительности, находчивости, душевной отдачи, тем дальновидней, вдохновенней он и в лаборатории автоматики.
Сделал в домашней мастерской перовое сверлышко, удачно просверлил им продольное отверстие в иголке, куда спряталась миниатюрная цепь Галля, и применил потом это же сверло при выполнении заказов ученых-микробиологов. Создал для кубиков-матрешек специальный инструмент, и вспыхнула вдруг мысль: этот резец возьмет не поддающийся в электронной схеме выступ и реле времени окажется в гнездышке автомата.
Бывало и наоборот. Создавал как-то в лаборатории новый датчик, и его необычная форма подсказала композиционное решение идей микрошахмат.
Грани технического и художественного творчества все больше стираются: смотришь на сысолятинский радиоэлектронный прибор и находишь в нем черты художественной миниатюры. Разглядываешь миниатюру и видишь, как ее формы, нередко и суть, решения, перешли к приборам и узлам машин для промышленности.
Это взаимовлияние сказалось и на сердцевинке к агрегату машиностроителей.
Незадолго до истории с микроузлом Александр Матвеевич создал миниатюрный отбойный молоток.
Размер штуцера для прохождения воздуха — три десятых миллиметра, отверстие в штуцере — шесть сотых миллиметра. Подобные отверстия Александр Матвеевич просверливал и в некоторых деталях микроузла.
И вовсе совпали форма, даже размеры болтиков микроузла с веселой семейкой из миниатюры, отбывшей в Германскую Демократическую Республику. Случай и сам по себе любопытен.
Как-то в лаборатории автоматики требовательно зазвонил телефон.
— Гости из ГДР хотят вас увидеть, Александр Матвеевич.
— Почему меня?
— Смотрели миниатюры на ВДНХ и просят личной встречи с автором. Отказывать неудобно.
— Явиться с пустыми руками, мне кажется, тоже неудобно.
— А вы сделайте что-нибудь. В вашем распоряжении целые сутки.
Товарищ, который звонил, думал, что Сысолятин штампует свои миниатюры по меньшей мере на полуавтомате.
Можно было успеть сделать копию наименее сложной из миниатюр, находящихся на ВДНХ, — оснастка, инструмент сохранились, да и руки к тем изделиям натренированы. «Но это не солидно, — думал Александр Матвеевич. — Гости смотрели экспонаты на ВДНХ и мозолить глаза одним и тем же неудобно. К тому же немцы в ГДР сами делают прекраснейшие вещи: электронные микрометры, кварцевые миниатюрные часы, идущие с точностью до стомиллионных долей секунды... Сделаю семейку болтиков. В какой-то мере символ...».
Через день на приеме в честь правительственной делегации Германской Демократической Республики секретарь обкома партии представил Александра Матвеевича гостям. Тот передал немецким горнякам от горняков Артемовского сердечный привет и вручил Вальтеру Ульбрихту подарок: семейство малюток из девяти ввинченных друг в друга болтиков: самый большой — десять миллиметров длины и четыре миллиметра в диаметре, самый малый — три десятых миллиметра.
— Ни одну машину нельзя собрать без болта, — сказал Александр Матвеевич гостям. — Это как цемент на строительстве, как дружба в жизни.
Гости одарили Александра Матвеевича малоформатной фотокамерой «Практи» и роскошным изданием книги Аннель и Андрэ Торндайк «Русское чудо». Вальтер Ульбрихт сделал на титульном листе дарственную надпись. Пожимая руку умельца, посмотрел на его тонкие длинные пальцы, в зоркие светлые глаза и сказал:
— На Урале рождаются гигантские современные машины и ваши микроминиатюры. Это тоже русское чудо.