В джунглях

В джунглях

С какой радостью я бросился в объятия родителей! Официальное мое назначение опередило меня и прибыло вместе с очередной корреспонденцией двумя днями раньше. Меня назначили руководителем работ. А мой отец так рассчитывал немедленно приобщить меня к своим трудам! Опять разочарование! Я и сам надеялся, что работа моя будет протекать в лесных районах. Но пришлось покориться и снова впрячься в лямку нудных канцелярских обязанностей.

Меньше всего я тяготился копировкой планов: я копировал планы мостов, жилых зданий, пристаней на сваях, а также проектировал сам, так как во время своего первого здесь пребывания приобрел кое-какие знания в этой области.

Прошло два месяца, два скучных, чисто канцелярских месяца.

Каждый вечер к нам являлся один наш сотрудник, человек значительно старше меня, чтобы дать отчет о проделанных за день работах на лесных участках. Как-то он сказал мне со вздохом:

— Повезло же вам — попали сразу в канцелярию директора! Я сам метил на этот пост, да, увы, не вышло.

— Нет, в самом деле, вы предпочли бы... Хотите, поменяемся?

Мой собеседник от радости даже слов не нашел. Я передал этот разговор отцу. Сначала он пытался было возражать, но, зная мое упрямство, согласился, и дело устроилось к общему благополучию.

Чудесная жизнь началась для меня: ведь чтобы попасть на стройку, надо было пройти пешком два километра по лесу!

Направляясь на работу, я не забывал взять свой сачок, а чтобы попасть вовремя, уходил из дому на час раньше положенного срока. Таким образом, мне всегда удавалось приносить домой значительные трофеи.

***

Вскоре меня перевели в Сен-Жан-дю-Марони. Я уже бывал там. Место это живописнее Сен-Лорана, и, главное, по соседству находился лес. А при ближайшем знакомстве Сена-Жан совсем меня покорил. Долгие часы я проводил на плато Орейль, на полдороге между лесом и рекой Марони. Пожалуй, именно этому плато я был обязан самыми своими прекрасными энтомологическими находками.

Меня поселили в деревянном доме на сваях, с тремя громадными верандами. Я купил сто метров прочной кисеи и затянул пространство под верандами с боков и устроил поддельные потолки. Под каждой верандой я прибил к стене по три фонаря из специального стекла и вставил в них керосиновые лампы, которые таким образом были надежно защищены от ветра. Мой слуга ежедневно наливал в лампы керосин, но фитилями занимался я сам. Если фитиль круглый и ровный, свет лампы становится во много раз сильнее.

Метод ловли был несложен: бабочки, привлеченные светом, садились на мой поддельный потолок, цеплялись лапками за кисейный полог и за кисейные стены, натянутые между столбами веранды. Иногда они улетали через несколько минут, иногда надолго оставались здесь: им было хорошо на свету. Я оставлял свет на всю ночь, несколько раз вставал с постели, шел на веранду и стряхивал бабочек в склянки с цианидом. Под верандой обычно стояло склянок двадцать. Когда бабочки погибали, я помещал их в большой ящик, набитый хлопком, и сыпал в него немного нафталина, чтобы отвадить муравьев.

Таким образом, каждую ночь я ловил множество прелестных бабочек. В Сен-Лоране я никогда бы не сумел этого сделать — ведь там я жил как на бивуаке.

Когда выпадало свободное время, я ловил бабочек в лесу, ловил по пути на работу и сделал немало ценных приобретений. Как раз в Сен-Жане я поймал редкие экземпляры Агриас — великолепных бабочек, очень ценимых коллекционерами.

Первым делом я старался заманить их на землю или на низко расположенные ветви деревьев, и для этой цели расставлял баночки с банановым экстрактом, добавляя туда немного рома. Иногда я располагал приманки на верхушках деревьев, так как заметил, что некоторые бабочки летают очень высоко. Мне повезло: я сумел поймать самок некоторых видов Морфин.

Я стал сажать лучших ловцов из ссыльных (я начал приобщать их к своей работе) на вышки, так называемые миродоры. (Впоследствии такие миродоры энтомологи устраивали не только в Гвиане, но вообще повсюду.) Мы выбирали какое-нибудь дерево повыше, срубали верхушку и устраивала ли на ветвях миродор, откуда можно было без труда дотянуться до цветущих ветвей соседних лесных великанов.

Сначала мы сооружали самые примитивные миродоры, но впоследствии стали вбивать в ствол металлические скобы, чтобы легче было залезать на вершину. Площадка миродора делалась из круглых бревен, которые скреплялись толстыми лианами или прибивались к поперечному бруску. Вокруг площадки шли прочные перила; ловец мог смело на них опереться, замахиваясь сачком на бабочек, садившихся на ветви соседних деревьев или же на то дерево, где помещалась площадка. На миродоре мы ставили приманки. Замечу кстати, что приманки, помещенные на вершине дерева, более эффективны, чем приманки, расставленные на земле. Порхающее племя — бабочки, стрекозы, птицы — держится обычно над самыми высокими деревьями. И не сомневаюсь, что, если бы я не додумался устраивать миродоры, мне никогда не приобрести бы своих сокровищ: они никогда не спускаются на землю.

***

Я заметил, что, если на коре дерева есть рама, она привлекает к себе сотни самых разнообразных насекомых.

Когда я не обнаруживал поврежденных деревьев, мои ловцы делали на коре здоровых искусственные порезы, из которых вытекал сок. Но, хотя это и давало хороший результат, все-таки искусственный порез не мог сравниться в этом отношении с естественными повреждениями коры.

Превосходным местом для ловли была стройка, где валили лес. Под сложенными в поленницу кругляками или под пнями обычно кишели тысячи самых разнообразных насекомых. Особенно же их привлекали деревья, поваленные несколько дней назад, из которых еще истекал сок. Такие деревья были излюбленным местом сборищ жуков-златок, великолепных жесткокрылых в роскошном одеянии.

Златки летают очень быстро, почти так же быстро, как бабочки. Кроме того, они весьма осторожны и при малейшей тревоге быстро взлетают и исчезают. Удачная ловля обеспечена только тогда, когда в ней участвуют двое и следят за хитрецами в четыре глаза.

По моей инициативе наиболее красивых из этих златок ювелиры стали использовать в качестве подвесок, брошей и других украшений. Но об этом позднее.

***

Охотился я и за красивыми жуками-навозниками Фанеями, тоже полюбившимися ювелирам.

Многие насекомые питаются экскрементами. Но среди них Фанеи выделяются характерной особенностью: они признают только человеческие экскременты, причем свежие.

Понятно, что ловля их не особенно-то поэтична, зато не представляет труда: жуки эти не очень проворны.

Привлекают насекомых и определенные растения.

Во время своих блужданий по лесу я увидел растение, близкое к нашему европейскому гелиотропу; на нем сидело множество бабочек, принадлежащих к семейству ложных пестрянок и подсемейству Итомиин семейства Нимфалид.

Заметив притягательную силу этого растения, я решил посадить его в моем саду и по краям тропинок, по которым я обычно ходил. Растения высаживались на расстоянии десяти метров друг от друга.

Таким образом, мне удалось поймать сотни экземпляров ложных пестрянок и Итомиин. Я отдавал предпочтение ложным пестрянкам, многие виды которых напоминают ос: и у тех и у других тельце имеет перехват на самой середине.

Как-то раз по делам службы я отправился в лагерь под названием «Лесной», к Эрминскому водопаду, который находился в шестидесяти километрах от Сен-Жана. Сначала нужно было ехать на паровом катере, потом путешественники пересаживались в негритянские пироги и добирались до водопада.

Сидя в пироге, я смотрел на тропические деревья, густо усеянные птичьими гнездами. Хотя мне уже доводилось видеть такие птичьи поселения, но на сей раз меня удивила их густота. И я попросил негра-гребца, когда мы проедем мимо островка, срезать мне две-три ветви, буквально облепленные гнездами.

Негр даже не шелохнулся.

Я повторил свою просьбу. Но негр по-прежнему не двигался с места. Я начал сердиться.

— Нет, месье, там мухи кусаются!

Я послал на берег одного сопровождавшего меня ссыльного. Он повиновался.

И нам довелось стать свидетелями страшного явления. Из большого гнезда, лепившегося у самого края ветки, вылетела туча ос. Ссыльные, стража и я были жестоко искусаны. Оказалось, что здешние осы жалят гораздо больнее, чем наши, французские.

Само собой разумеется, нам пришлось выкинуть ветку, и только потом, предварительно выкурив ос, я стал обладателем гирлянды птичьих гнезд.

В те времена это приключение не показалось мне особенно примечательным, хотя на самом деле оно представляло значительный интерес: только теперь я узнал, что такое сожительство насекомых и птиц до тех пор никем не отмечалось.

Позже я имел случай убедиться, что осы служат для кассиков настоящими сторожевыми псами, а кассики, в свою очередь, оберегают своих ос от нападения других пернатых. Кассики, птицы из отряда воробьиных, величиной примерно с галку, распространены в Южной Америке, гнездятся колониями; их висячие гнезда похожи на длинные узкие мешки. Обычно на тех же ветвях находятся «воздушные гнезда» очень злых муравьев. Если бы я знал, что это явление еще никем не изучено, я несомненно продолжал бы свои исследования. Было бы интересно, скажем, выяснить, сожительствуют ли определенные виды ос с определенными видами птиц — кассиков или трупиалов. Но, возможно, другие продолжили эти наблюдения, которые я едва начал.