Гладкоствольные

Это самый распространенный вид охотничьего оружия и, пожалуй, самый древний, ибо гладкий ствол, «первобытная» труба, дожил до наших дней. Специалисты насчитывают более тысячи оригинальных образцов гладкоствольного охотничьего оружия, произведенного в разные годы и в разных странах, поэтому выделить лучшие из них затруднительно, поскольку каждый охотник подбирает ружье под себя — под вид охоты, под свой опыт, стрелковую подготовку, под свое здоровье. До начала XX века, например, американскими оружейниками выпускались дробовые ружья, так называемые утятницы и гусятницы от 2-го до 10-го калибров, то есть диаметр стволов был как у пушки — 26 миллиметров. Вообще США всю свою коротенькую историю отличались непомерной хищностью, умудрившись истребить практически всю дичь, имеющуюся на континенте, спохватившись после чего, начали организовывать национальные парки и еще при этом учить другие страны, как надо относиться к флоре и фауне. Из таких «утятниц» на больших реках, озерах и прибрежных вод морей и океанов били зимующих там гусей и уток — за один выстрел до сотни штук! Мало того, из-за невозможности удержать такое ружье в руках его укрепляли на лодке и даже собирали в батарею до семи штук и давали залп. Но более всего поражает охота на бизонов — только грабители и разбойники, захватившие чужую землю, могут вести себя так: за два года, с 1870-й по 1872-й было забито 5 (пять!) миллионов животных! Исключительно из-за шкур — мясо растаскивали гиены, шакалы и голодные индейцы. Даже придумали и сделали специальное «бизонье» ружье 50-го калибра с пулей более 30 граммов. Но это кстати…

Основными различиями гладкоствольного оружия считается, прежде всего, форма сверловки, то есть дульное сужение: чок, получок, цилиндр, раструб. Не менее значимы калибр ружья, системы запирания и ударно-спускового механизма (курковки и бескурковки), а также способ перезаряжания. Бытует мнение, что оптимальным вариантом является комбинация, используемая в ружьях массового производства, например, левый ствол чок, правый получок или цилиндр. Разумеется, удобнее иметь бескурковку, ибо для стрельбы из нее достаточно сдвинуть предохранитель, а еще лучше, если у вас в руках пятизарядный полуавтомат 12-го калибра. На бой ружья в не меньшей степени влияют боеприпасы, которых также великое множество и на первый взгляд все замечательные. Но если даже вы с дорогим «Ремингтоном», имеющим набор сменных чоков, и в магазине заряжены патроны «Магнум», это еще не значит, что вы отлично вооружены, способны добывать летающую, бегающую дичь и вполне счастливы.

Ружьё ИЖ-5

Оружие и его владельца связывают некие незримые нити, их взаимоотношения всегда покрыты таинством, наполнены некой магической сутью; часто охотник разговаривает со своим ружьем, как с живым существом, хвалит его или, напротив, журит, иногда достает из сейфа без всякой нужды — чтобы прикоснуться к нему, поласкать, утешить глаз и руки. И это не блажь, и даже не какая-то особая любовь к куску металла и дерева. Ружье — это продолжение рук, глаз и води охотника, да и мужчины вообще, ружье — это ваша десница, заключенная в сталь и способная разить зверя или противника, ружье — это отношение к самому себе и к миру, если хотите. Жену вы не носите на руках, в крайнем случае один раз до ЗАГСа, ружье же у вас всегда в ладонях, на правом плече или просто несете его за спиной. И всякий раз с любовью вы его чистите, умасливаете и храните, как зеницу ока.

Все охотники знают: ружье — это как и молодая собака, если не показало себя на первой охоте, не удовлетворило вашу страсть, не оправдало надежд, да будь оно хоть трижды красивым, как Мерилин Монро, дорогим, золоченым и гравированным, пусть его марка Зауэр Ремингтоныч Брауннинг, вы останетесь к нему равнодушны и холодны, как к нелюбимой женщине.

О, это великое искусство — обрести себе разящую десницу!

Мой отец начинал охотиться с дедовой одностволкой, когда тот был еще на фронте. Это было ружье 24-го калибра, ижевского производства, с длинным стволом и очень хорошим боем, а называлось оно ИЖ-5. Сколько с ним было добыто крупного и мелкого зверя, никто не считал, и служило оно моим предкам исправно, пока не сломался боек. Отец выточил самодельный, однако была утрачена возвратная пружинка, а все, что навивали сами, работало плохо, клинило и лучше было стрелять вообще без нее. Наконец в конце войны родитель купил курковую двустволку, а дедово ружье пошло в угол. Но когда дед пришел с фронта, точнее, из госпиталя на прямой, как палка, ноге и с простреленными легкими, достал его и, тоскуя по охоте, ковылял, как мальчишка, на курью за утками либо за поскотину белок поискать.

А тут осенью батя берлогу нашел, но медведь еще не лег и отирался подле, и надо подождать недельку еще, но деду не терпелось — мужик он был азартный и после войны нервный, горячий. Не быть, не жить, пошли! Вытропим, благо снег выпал, космач наследил, так тепленького и возьмем. Внутреннего медведьего жира нужно позарез, легкие нет-нет да и кровоточат при кашле. Доковылял дед кое-как в район берлоги, стали тропить, а зверь накрутил, навертел петель, лег в болотине и поджидает охотников. Дед его первым заметил, подкрался метров на пятнадцать, чтобы уж наверняка, и всадил пулю. Да не по месту! Раненый зверь вскочил и на деда, а тот ружы переломил, но открыть до конца не может, чтобы перезарядить, боек уперся в донышко гильзы. А уже делать нечего, на подбитой ноге не удрать, только в рукопашную, как на фрица. Ну и сошлись два подранка. Батя кричит, мол, ложись на землю, стрелять буду — боялся зацепить ненароком, а дед матерился и бил медведя прикладом, а когда тот раскололся, то замком переломленного ружья, пока в руках не остался один ствол. Хотел его в пасть зверю всадить, но не успел, подранок проворнее оказался, одним ударом сшиб деда и разодрал все лицо. И когда зверь насел на него, батя подбежал и вставил стволы в ухо.

Так дед еще из-под медведя кричит:

— Ты глубоко-то стволы не суй, лешак! Оторвёт! А ружье-то новое!

Стволы не оторвало. Когда зверя кое-как свалили на бок, дед выкарабкался из-под него и, невзирая на испластанное когтями лицо, бросился собирать, что осталось от ружья. Замок нашел скоро, потом цевье и ведь еще узрел, что не хватает детали, которая запирает ружье, совсем мелкая и потому канувшая в снегу. Мой отец медведя не испугался, но столько крови, тем паче отцовской, никогда не видел и сробел. А дед пригоршню снега к лицу приложил, кое-как кровь утихомирил, после чего преспокойно изорвал нательную рубаху, перевязал раны, однако щелку у рта оставил, и говорит:

— Не тушуйся, сынок. Я ему тоже харю начистил! Давай-ка закурим!

У медведя и в самом деле вся морда была разбита и из носа юшка текла. Деду врачи курить запрещали под страхом смерти, но батя спохватился, самокрутку свернул, прикурил и дал. Тот потянул, потянул цыгарку, а щека-то насквозь разорвана, подсос воздуха — никак. Плюнул, затоптал окурок.

— Раз тяги нету, пошли домой!

Едва подремонтировав лицо, причем дома, без докторов, дед стал чинить ружье. Тяжелая, грубовато отлитая колодка ударно-спускового механизма почти не пострадала, но отсутствовал приклад и эта самая запирающая деталь, конфигурацию которой никто толком не помнил, а подсмотреть негде — не было больше в округе подобного ружья. Ложе дед легко выстрогал из березовой заготовки, а вот выточить напильником вроде бы и простую деталь и еще точно подогнать ее никак не удавалось: то люфт образовывался, то, напротив, ружье не закрывается или закроешь — не открыть, клинит. Дед аж заболел от расстройства, а на предложение купить ему новое ружье, лишь тихо матерился. И однажды вдруг плюнул, зашвырнул его на чердак и мгновенно успокоился.

— Отохотился, мать ее так…

Потом отец пробовал починить — уж больно стволы хорошие были, вытачивал, подпиливал, подгонял и снова забросил на чердак. Когда я подрос и уже начал соображать в ружьях, тоже брался ремонтировать, выточил несколько запорных деталей и одну даже удачную, вставил, сделал маленький заряд и выстрелил — держит! Прибавил пороха, испытал еще раз, получилось совсем хорошо, только при открывании слегка клинит, так что переламывать приходится через колено. Подточил, смазал маслом и зарядил уже нормальным патроном, и хорошо, что стрелял с одной руки, отведя ее в сторону: ружье от выстрела открылось и гильза свистанула возле уха, обдав колким огнем горящего пороха. Я забросил ружье на чердак и снова достал его, когда начался опасный возраст и когда пацаны начали делать обрезы. Сделал новую деталь, ориентируясь по старой, снова попробовал небольшим зарядом — нормально! Если укоротить ствол и заряжать патроны, как на белку, выдержит, а нет, так можно вварить в него медную трубку и стрелять мелкашечными патронами. Один такой обрез я уже видел. Приклад успел обрезать и превратить в пистолетную ручку, но едва начал пилить ствол, как батя это дело засек, отнял и впоследствии сделал из него самогонный аппарат…

Все равно, даром не пропало дедово ружье.

Есть такое поверье, что хорошее, а точнее, твое ружье приходит к тебе само, часто помимо желания, а как бы по случаю, и ты сразу узнаешь его, как встретившуюся тебе твою женщину — вот она! Отец долгое время охотился с двустволками, курковыми и без, и, как профессионал, не особенно-то гонялся за новинками, умея из любого ружья всегда бить по месту. Однажды, уже в семидесятых, заготовитель привез одностволку ИЖ-18, 20-го калибра и предложил купить без наценки (за восемнадцать советских рублей), дабы не возвращать обратно на склад, поскольку никто ее не брал. Батя тоже поморщился, но тут будто по заказу мимо летит тетерев. А сбить его влет очень трудно из-за высокой скорости, и только новички жгут по нему патроны. Отец выстрелил и сбил.

И последние десять лет охоты не признавал другого ружья.

Ружьё ИЖ-18

В конце восьмидесятых, когда в магазинах уже нечего было купить, а литература начала кормить, я случайно встретился с коллекционером, который от безденежья начал продавать кое-что из коллекции. И предложил он мне штучное, тульского мастера ружье в подарочном исполнении с тремя сменными стволами. Была и четвертая пара — нарезные, под 9-миллиметровый «медведевский» патрон и 5,6 под «барсовский». Можно сказать, мечта любого охотника, и стоила она ровно как «жигули» шестой модели. Сначала взял только гладкие стволы — а позже с великими трудами пробил разрешение на нарезное оружие (тогда это было сложно) и выкупил штуцерные. По первости счастью не было предела, друзья щупали сокровище, прицеливались, ахали, откровенно завидовали, а я уже опробовал все стволы в тире — бой был отличный, и ждал открытия охоты. И надо же было мне впервые выстрелить по летящей утке. Выстрелить и промахнуться! Тогда я еще не отчаялся, сменил стволы с чоками на получоки, чтобы рассыпало получше, и пальнул по сидящему на воде селезню. Тот преспокойно взмыл в воздух и, шваркая на меня распоследними словами, улетел.

— Слишком кучно бьет, — сказали спецы. — Надо стрелять с сорока метров, не ближе.

Тогда я поставил раструбы — это что-то похожее на ружья киношных пиратов и еще раз промазал.

Подобного у меня не было ни с одним ружьем или карабином, а их через руки прошло достаточное количество. В тире показатели превосходные, в том числе и по консервным банкам и бутылкам; по дичи же сплошной позор и смущение. Дождался лосиной охоты и старым испытанным приемом начал тропить зверя. Узрел через километр, подошел на полста метров, выстрелил из «девятки», а потом семь часов шел по следу, чтоб добрать подранка.

Ружьё Фролова

Винтовка «Бердан»

Дорогая игрушка оказалась не моей, однако тоже сослужила свою службу. В трудные годы начала девяностых, когда советские издательства рассыпались, а частных еще не существовало, стало голодно, а ружье было самой дорогой вещью. Желающих купить его оказалось много, ибо уже появились новые русские, и я без всякой жалости избавился от обузы. Богатенький охотник, что приобрел его, в лес почти не ходит и если стреляет, то в тире, поражая своих друзей и вызывая зависть.

Наверное, у этого произведения искусства такая уж судьба…

До сей поры у меня нет моего ружья, хотя в сейфе стоит ИЖ-27, а от ТОЗ-34 и «Зауэра»-тройника недавно избавился. Вероятно, потому, что моей была «Белка», иначе называемая ИЖ 56–3, а говорят, ружья, как и настоящая любовь, встречаются единственный раз.

По своему опыту и мнению многочисленных охотников, в том числе профессионалов, даже серийные образцы отечественных гладкоствольных ружей, исключая неудачные полуавтоматы, всевозможные «помпы», комбинации, по многим показателям превосходят иностранные. Во-первых, это стабильный, мало связанный с боеприпасами, хороший бой. Например, промысловики, да и многие сельские охотники-любители обычно заряжают патроны сами, используя латунные гильзы, дымный порох, бумажные пыжи и часто дробь-самокатку. (Слишком дорого покупать готовые патроны.) Кроме того, делают уменьшенные заряды, например на белку, увеличенные — для стрельбы самодельными цилиндрическими пулями. Я не уверен, что немецкие, бельгийские или испанские ружья того же класса выдержат подобный многолетний «вандализм» и останутся надежными и безотказными. Наше охотничье оружие, впрочем, как и боевое, традиционно имеет высокий запас прочности при эксплуатации в тяжелых климатических условиях. Если хотите, это национальный признак — долговечность и надежность русского оружия. Например, только трехлинейная винтовка Мосина и укороченный ее вариант, кавалерийский карабин (охотничий КО), прослужили в армии около ста лет, участвовали в пяти войнах, две из которых были мировыми, и до сей поры успешно используются на охоте по крупному зверю. Младшая сестра трехлинейки, гладкоствольная «фроловка» и берданка, сделанная на основе винтовки Бердана, еще три десятка лет тому назад самое распространенное народное ружье, не выпускается уже добрых семьдесят лет, однако отдельные, уже музейные, экземпляры до сих пор есть в арсеналах охотников, тем паче я встречал редкие образцы 16-, 20- и 24-го калибров, а «фроловки» и вовсе магазинные, трехзарядные. (Свою отдал брату — до сих пор в рабочем состоянии.) В пятидесятиградусный мороз на Таймыре стреляли карабины КО и всего четыре ружья — тульская «фроловка» начальника участка, мое ИЖ-54, ТОЗ-34 старшего геолога и единственная иностранка, старенькая бельгийка «Лебо-Куралли», хозяин которой за куропатками с ней не ходил, но стрелять пробовал. Молчали «Зауэры», американские винчестеры, вертикалка Риццини, уважаемо называемая бокфлинтом, роскошная, нежная и дорогая «Ариетта» начальника экспедиции. Даже насухо протертые ударно-спусковые механизмы и запорные устройства их почему-то замерзали и самое страшное — лопались боевые пружины, которых было нигде не достать.

После войны наши солдаты и офицеры привозили многие тысячи трофейных охотничьих ружей, в основном немецкого и бельгийского производства. Больше всего это были «Зауэры» двойники, тройники и даже четырехстволки и «Меркели», но попадали и редкие экземпляры — «Хейм» и «Вольф». Кстати, они и до сих пор продаются в оружейных магазинах, но уже более как раритеты. У меня был хороший друг-коллекционер Володя Липовой, мастер спорта по стендовой стрельбе, который рассказывал о трофейных ружьях, словно гусляр баллады, знал наизусть все клейма и историю всех заводов Бельгии, Германии, Италии и Англии. Слушать его было заразительно, а еще интереснее рассматривать ружья из коллекции. Когда в 1991 году Союз рухнул, такие увлеченные люди в первое время оказались в шоке, а вскоре и безработными. Так вот, Володя, продав два ружья из коллекции, купил в Подмосковье землю и построил цех по производству подсолнечного масла — огромный ангар, начиненный печами, прессами и прочим оборудованием. Еще хватило на взятки чиновникам и закупку первой партии семечек. Такова уж была реальная их цена, которую платила новая, уже капиталистическая элита, опять жаждущая завести себе красивые игрушки.

Надо отметить, что после наших берданок 32-го калибра эти двустволки, комбинированные двойники, тройники и четырехствольные 16-го и 12-го калибров, казались чудом. Они отличались резким боем, хорошей кучностью, однако требовали бездымного пороха, заводской дроби, а после стрельбы пулями приходили в негодность — разбивались чоки и ружье начинало «сыпать». Фронтовики мало охотились с трофейными ружьями, а продавали их или чаще лишались трофея с помощью милиции. Будучи за «железным занавесом», у советских и партийных чиновников существовала мода на иностранное оружие. Если ты достиг определенного уровня в иерархии, то тебе как бы уже западло выезжать на охоту с отечественным — по крайней мере, «Зауэр» положен по чину! Механика приобретения военных солдатских трофеев была проста: чиновники либо заказывали милиции необходимое ружье, либо попросту время от времени наведывались на склад, где хранился конфискат, и выбирали подходящее. То есть иностранное оружие, мало приспособленное для промысловой, да и любительской повседневной охоты, со временем перекочевало в руки элиты и коллекционеров, собственно, для которых и было когда-то произведено.

Мне трудно отдать предпочтение кому-либо из двух наших крупнейших производителей охотничьего оружия. Что тульский, что ижевский заводы имеют свои плюсы и минусы, особенно в последнее десятилетие, когда идет конкуренция и каждый стремится чем-то удивить мир. Чаще всего наблюдается подражание Западу, увлечение, например, разработкой и выпуском помповых «бандитских» ружей типа ИЖ-81 КМ, неких непродуманных и ненадежных комбинаций вроде бы для промысловиков, как «Север», у которых после сотни выстрелов из нарезного ствола «барсовским», довольно мощным патроном начинается шат стволов, а потом и их распайка. И происходит это по двум причинам: страстного желания остаться на рынке оружия и утраты ориентации в пространстве потребностей, возникшей с затуханием промысловой охоты и подъемом развлекательной. В результате резко упало качество производства серийных ружей, увеличилось изготовление дорогих штучных и на все повысилась цена. А тем временем пресыщенные владельцы частных охотугодий и просто состоятельные люди, повинуясь моде, игнорируют отечественное и приобретают импортное, «элитное» оружие, как с гладким, так и нарезным стволом.

Ружьё МР-251 с тремя парами сменных стволов

Ружьё ТОЗ-112

Полагаю, что подобная ситуация — явление временное и с появлением охотничьих клубов резко возрастет спрос на отечественное доступное охотничье и спортивное оружие, что позволит правильно сориентировать производителей. И для этого у обоих заводов есть прекрасная историческая традиция, база и конструкторы. Например, «Ижмаш», на котором я однажды побывал в качестве гостя, выпускает отличное ружье МР-251 с тремя парами сменных стволов — гладкие, комбинированные и нарезные под 308-й патрон, но только по отдельному заказу, а потому очень дорогое. А Тульский завод сделал наконец-то отличное промысловое комбинированное ружье ТОЗ-112, мечта охотников по пушному зверю, но проблема прежняя — дороговизна.