Медаль «За трудовое отличие». 1938 г.

Медаль «За трудовое отличие». 1938 г.

Медаль «За трудовое отличие» учреждена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 декабря 1938 года.

В положении о медали говорится:

1

 Медаль «За трудовое отличие» учреждена для награждения за ударный труд, достижения высоких показателей в работе.

2

 Медалью «За трудовое отличие» награждаются рабочие, колхозники, специалисты народного хозяйства, работники науки, культуры, народного образования, здравоохранения и другие граждане СССР…

…

Когда Вася Бобков уходил из-под убогой соломенной крыши своего дома в город, у него была одна мечта — изучить кузнечное дело и стать заправским деревенским кузнецом. Но вышло иначе. Под соснами Тюфелевой улицы, где стояли ещё со времён Рябушинских бараки завода АМО, поднимался и рос гигант ЗИС. В двадцать шестом году пришёл Бобков на АМО, а через два года стал мастером на большом кузнечном молоте и на всю жизнь остался рабочим завода-великана.

Работа у него была такая: огромными клещами кузнец захватывал кусок светящегося разным светом чугуна и, нажав педаль, ударял по нему пятитонным молотом. Вздрагивал пол в цехе, подпрыгивала жестяная кружка на баке с водой, рассыпались разноцветные искры. А Василий переворачивал болванку и снова ударял по ней молотом. После двенадцатого удара чугун превращался в коленчатый вал будущей трёхтонки. Дневная норма состояла из двухсот сорока пяти валов в смену, но к концу дня тележка вывозила от молота Бобкова двести — двести двадцать валов.

Однажды Василий Александрович пришёл домой позже обычного и очень возбуждённый:

— Давай скорее поесть, мать, да ребят уложи. Мне надо подумать…

— Чего так поздно? — спросила жена.

— Собрание было на заводе, митинг. Вызывают стахановцев. Хочу попробовать.

Под утро жена заворочалась и проворчала:

— До самой работы будешь сидеть? Хоть бы не курил, дышать нечем.

И услышала в ответ:

— Эх, мне бы учёбы побольше, учения не хватает!

Через два дня, сдавая смену бригаде Хромилина, Бобков по-детски улыбался, и с его лица, замазанного гарью, не сходило выражение удивления и растерянности. Он сам не ожидал таких результатов: триста семь валов сделали они сегодня, на шестьдесят два больше нормы. Рядом стояли мастера, техники, инженеры.

— А ведь просто, оказывается, ничего сложного! — раздавались голоса.

— Просто, да не просто. Раньше-то никто не додумался…

Обычно быстрый и энергичный, Хромилин стоял в раздумье.

— На шестьдесят два? Так… — и вдруг он задорно тряхнул головой: — Ты обязан показать. Раз объявил себя стахановцем, обязан.

— А я ничего и не прячу, — улыбнулся Бобков, — всё на виду. Верно говорят, дело простое.

Ещё через несколько дней, тёмным зимним утром прибежали в цех парторг Камарин и профорг Некрасов:

— Ну?

— Триста двадцать шесть, — выдержав томительную паузу, сказал усталый Хромилин.

Минут через десять над входом в цех висел плакат: «Хромилин дал в ночную смену триста двадцать шесть валов. Привет стахановцам ЗИС!»

Бобков выковал триста сорок. А на следующее утро, сменяя Хромилина, увидел на плакате его смены цифру триста шестьдесят. Внизу плаката было написано: «Накося…»

Бобков стал хмурым, почернел, плохо спал. Вскакивал, шёл пить воду, сидел на краю кровати, свесив ноги, думал: «Нет, одним напором много не сделаешь, выдыхаемся… Надо что-то менять. Тали нужны для подноса подставок, вот что. Да и печь нужна другая, с этой от жары не много наработаешь».

Он снова и снова продумывал каждый шаг, каждое движение, меняя инструмент, переставлял рабочих, хронометрировал каждую операцию. И вскоре Хромилин при встрече сказал ему:

— За тобой не угонишься. Четыреста десять! Да ты что?.. На этом молоте…

И никому, ни Бобкову, ни Хромилину, а тем более парторгу и профоргу, не приходило в голову сказать вслух, что эта называемая социалистическим соревнованием игра не может продолжаться вечно, что так работать всегда невозможно, ибо долго не протянешь, и что в конечном счёте это всего-навсего показуха. Об этом даже подумать в то время было страшно. Легче было поверить в её необходимость и не задумываться над абсурдами.