МИР ЧУДЕС
МИР ЧУДЕС
В один и тот же день встретить трех мастеров, живущих в разных городах, за тысячи километров от Урала, иметь возможность беседовать с каждым отдельно и со всеми вместе, сравнивать их произведения, найти в них какие-то общие черты и своеобразие миниатюр, виденных мною и еще не виденных, — это редкостная удача для автора.
Поэтому, узнав от Николая Сергеевича Сядристого о предстоящем 5 июня 1974 года открытии выставки в Политехническом музее, я сократил пребывание в Киеве и помчался в Москву.
Выставку назвали «Мир чудес». И этот мир бесконечно малых изделий удивил и потряс людей.
Неубывающе длинными были очереди к экспонатам Эдуарда Аваковича Казаряна, Михаила Григорьевича Маслюка и Николая Сергеевича Сядристого. Их изделия покоились в прозрачных колпачках-головках на вершинах белоснежных стоек — каждое изделие со своим микроскопом, позволяющим увидеть невиданное. Смотреть в тубус микроскопа мог один человек. Но все терпеливы были в этом мире чудес, — и дети ощущали возвышенность, святость искусства.
Своеобразны, неповторимы каждый из трех мастеров. Да и различные миниатюры одного мастера отличаются друг от друга оригинальностью задумки и исполнения.
Тонко высветлены изделия Эдуарда Аваковича Казаряна. В них нежная мечтательность музыканта-скрипача, и его трогательное понимание детской души, и добрая усмешка над слабостями своими и своих друзей.
С момента открытия выставки и до вечера многолюдно было у галереи скульптурных портретов и музыкальных инструментов Казаряна.
В ушке иголки поместилась точная копия скрипки Страдивариуса из позолоченного дерева — в ней пятьдесят шесть деталей. На другой стойке, опять в ушке тоненькой иголки, скульптурный портрет Паганини из золота. Дальше — Шота Руставели на четвертинке виноградной косточки; Чарли Чаплин из осколочка стальной иглы; Давид Сасунский — в пятьдесят раз меньше миллиметра; танцующие девушки в национальных одеждах на половине косточки инжира; миниатюрные дружеские шаржи на армянских дирижеров и музыкантов.
Особенно подолгу не отходили дети от удивительнейшей микрокомпозиции Казаряна.
В лошадином волосе мастер просверлил перовидным сверлышком нутро и в образовавшийся прозрачный футляр вставил белый тонкий волос, тоже просверленный вдоль и отполированный изнутри и снаружи. В этот белый узенький футлярчик (длина его один сантиметр) Эдуард Казарян вместил целый зоопарк. Кого только нет в его клетках! Лев, белый мишка, бегемот... А на неогороженных лужайках того зоопарка — доктор Айболит возле страуса с шеей микронной тоньшины, олень с двумя крошками-оленятами. Малыши взвизгивали, узнавая героев своих любимых книжек, и не хотели поверить даже мамам и папам, что обитатели зоопарка до того малы, что, не смотри в это стеклышко, ничегошеньки не увидишь. Человек с трудной фамилией — Казарян, — который давал детям пояснения, не по-южному тихоголосый и скупой на жесты, по-юному тонкий в стане, но с серебром на висках, казался им добрым волшебником. Он не давал угаснуть их восторгу, их фантазии.
— Конечно, живые... Конечно, движутся, разве вы не видите?!
Случилась забавная история с другой композицией Казаряна, когда кавычки со слова «движутся» надо было и впрямь снять.
Построил Эдуард Авакович как-то здание Ереванского театра оперы и балета из кусочка зуба древнего мамонта. Долгое время микроминиатюра экспонировалась в городском музее — никто ничего не обнаружил, только поражались, до чего микрокопия близка формами, красотой к внушительному оригиналу. И вдруг какой-то тысячный посетитель заметил в окуляре микроскопа сверхъестественное и закричал: «Люди поднимаются и опускаются по театральной лестнице!» Подбежали другие посетители, заглянули, видят — микрочеловечки действительно снуют по лестнице казарянского театра. Зазвонили тут телефоны и на квартиру мастера, и в государственную филармонию, где он работает. Примчался Казарян, вынул из пластмассового короба свое здание и обнаружил с помощью системы линз — по лестнице «разгуливают» микробы. Чтобы не пугать больше некоторых слабонервных посетителей музея, Эдуард Авакович изготовил вторую микрокопию театра из другого материала.
Множество невероятного, но существующего реально в мире чудес, демонстрировали умельцы на выставке в Политехническом музее.
Обходим не спеша (тут если спешить, сам себя обкрадешь) экспозицию заслуженного мастера народного творчества Украины Михаила Григорьевича Маслюка.
...Локомотив с тендером и для сравнения сбоку от него на площадочке, попадавшей в поле зрения микроскопа, человеческий волос. Паровоз с трубой, колесами, рычагами — размеры последних два микрона длиной. Если мастер захотел бы спрятать от глаз посетителей свой локомотив с тендером, ему осталось только просверлить волосинку, и миниатюра вошла бы в нее как в тоннель.
На следующей стойке размещен полный железнодорожный эшелон — тепловоз с двадцатью вагонами. Отрезок волоса, поставленный вертикально рядом с эшелоном, выглядит в микроскопе огромной башней.
Еще три новых работы Михаил Григорьевич подготовил специально к московской выставке — на кончике золотого пера авторучки мастер уместил подарочный сувенир: вазу с цветком, графин и блюдо с фруктами. Просторный высокий музейный зал наполнен солнцем. Лучи его играют с миниатюрой, плещутся в графинчике всеми цветами радуги.
Новинки оказались и на стендах другого заслуженного мастера народного творчества Украины Николая Сергеевича Сядристого. Кроме тех его микроминиатюр, о которых мы уже писали в прежних главах, здесь были портрет-барельеф Майи Плисецкой, вырезанный из кусочка вишневой косточки; акварельный портрет Владимира Маяковского, написанный кисточкой на срезе зерна груши, и одна из партий Александра Алехина, которую он играл с Капабланкой в 1927 году — шахматный столик размещен на булавочной головке.
Любопытны эти миниатюры, они свидетельствуют о широте интересов молодого мастера, о том, что он не прекращает своих поисков. Но наибольшим успехом и на этой большой выставке работ Сядристого пользовались его шедевры: шевченковский «Кобзарь», электромотор-пылинка, роза в волоске, замок на торце волоса — эти изделия, мне кажется, можно назвать классикой микротехники.
Еще в Киеве, до выезда на выставку в Москву, Николай Сергеевич показался мне невероятно усталым. Старший инженер научно-исследовательского института, он выполнял тогда срочные заказы по микроинструментам для ученых и заводов, занятых изготовлением точных приборов, готовил к выставке свои новые миниатюры и не оставлял при этом своего любимого вида спорта (об этом чуть дальше). Тут, на выставке, он надеялся передохнуть немного. Присядет на минуту в закутке другого зала поговорить на отвлеченные темы с Казаряном, Маслюком, а сотрудник музея уже бежит: «Вас просят, Николай Сергеевич!» И он шел к своим экспонатам, возле которых толпились люди, и отвечал не поверхностно, а с научной добросовестностью, отвечал, приобщая людей к искусству микротехники, которое до него было скрыто покровом невольной тайны.
Думаю, не лишне привести несколько вопросов и ответов, касающихся хотя бы одного изделия.
Спрашивал инженер.
— Мне, моторостроителю, интересно, как вы подбирали материалы для оси двигателя, для его коллектора — ведь и нашим деталям опасны окисления. И еще — насколько пригодны для микроизделий технические расчеты, узаконенные для макродвигателей.
Отвечал Сядристый.
— Даже микроскопические окисления деталей в воздухе представляют для микромоторчиков смертельную угрозу — кислород пожирает их. Поэтому для наших лилипутиков требуются материалы с отличными электротехническими свойствами. Коллекторы я делал только из золота или платины.
Что же касается расчетов по известным формулам, то нам они плохие помощники. Электротехнические свойства материалов при микровеличинах становятся относительными, непостоянными. Ось микромотора, например, из какого бы металла она ни была расточена, делается гибкой, как леска, — толщина ее несколько микрон. Поэтому мы ее вытачиваем из сверхпрочной стали.
Тут ворвался нетерпеливый голос очкастого паренька лет шестнадцати:
— А каким инструментом обрабатываете лилипутиков?
— Алмазными и твердосплавными резцами, напильничками разных форм и размеров, которые лучше всего готовить из лезвий или лобзиковых пилочек. Обычно на каждый паз или вырез детали приходится делать новый микронапильник.
— А как наматывали катушки?
— И катушки статора, и якорь — вручную. При этом нужно чувствовать, не излишне ли натягиваешь проволоку — она не прочнее паутинки. Сначала наматывал ее на пустотелые деревянные палочки диаметром около двух миллиметров, а с них — на детали.
— Ну и работенка — лопнешь, не сделаешь!
— Почему? По-моему, любой сможет.
— Ну уж... А что мне нужно, чтоб суметь?
— Полюбить этот труд.
— И все?..
— Не отступать при неудачах. Вкладывать в каждое изделие всего себя. Работать тщательно, терпеливо, как будто у тебя впереди целая вечность. Вот, пожалуй, и вся главная наука.